Врач - пациент. Диалог и монолог

Синонимом слова «врачи» является устойчивое выражение: люди в белых халатах. Поэтому название состоявшейся в Москве  фотовыставки «Врачи в халатах» выглядело совершенно обыденным.

Оказалось, на самом деле подразумевались халаты… домашние.

И этот необычный ход дал возможность не только показать достаточно известных (а главное – горячо любимых пациентами) специалистов в неформальной обстановке, но и раскрыть их характеры, взгляды на жизнь и на профессию.

В этом большая заслуга, в первую очередь, организаторов выставки – фонда по борьбе с лейкемией, возглавляемого Анастасией Кафлановой, а также фотохудожника Ольги Павловой и журналиста, писателя, главного редактора «Русфонда» Валерия Панюшкина. 

Причём в данном случае, несмотря на то, что это всё же фотовыставка, заслуга журналиста не менее значима. Глубокие, берущие за душу, вызывающие восхищение и уважение размышления героев снимков нужно было суметь преподнести так ярко и чётко, выкристаллизовав главное и подчеркнув индивидуальность каждого.

Настолько, что во время чтения этих текстов кажется, будто герои снимков беседуют именно с тобой.

«Я с шести лет знал, что стану врачом. В семье никогда не обсуждалось, кем я стану, когда вырасту, говорили только о том, каким именно врачом я буду. Представления о профессии у меня сводились к одной картинке: я видел себя в белом халате. Этим мои мечты и ограничивались, - рассказывает  онкогематолог Алексей Масчан. Он вспоминает, как тяжело было осознавать, что не можешь помочь ребёнку, когда терапии рака крови практически не существовало.

«Когда рак крови научились лечить, стало очень важно оберегать психику ребенка и его родителей, при этом не уходя далеко от правды. Не вываливать одним махом весь свой авторитет и объем знаний, а выбирать, что именно пациент способен воспринять в данный момент. Важно не опускать глаза, не произносить заученные конструкции, а говорить от сердца. Для первого разговора достаточно, чтобы пациент понял, что он болен, что надо лечиться и что у нас есть всё необходимое, чтобы сделать для него всё возможное». 

Алексей Масчан убеждён: «И хотя объективными методами зафиксировать пользу эмпатии, кажется, невозможно, но те, кто вылечился, первым делом вспоминают, как к ним относились, как с ними разговаривали и как их слушали».

«Невероятно важно разговаривать. Это ключевая штука, - продолжает тему хирург-проктолог, онколог Бадма Башанкаев, судьба которого тоже была предопределена с детства: он родился в День медика в семье врачей.- Если диагноз онкологический, важно не дать человеку испугаться, надо внушить ему, что мы с ним идем вместе, что сделаем всё возможное, что свою часть работы лично я выполню лучше многих. А если диагноз проктологический, то обязательно надо пациента разговорить и понять, что привело к болезни». 

Онколог Марина Тихонова и в жизни, и на снимках выглядит совсем юной. Фотограф сумела ухватить эту её «девчоночью» сущность, открытость, оптимизм.

«Я лечу подростков и молодых взрослых, - отмечает она. - По сути, своих ровесников. Обычно чуть младше меня, но бывает, что и старше. Мне не нужно придумывать никаких специальных приемов, чтобы добиться взаимопонимания. Мы и так похожи, будто старые друзья. Я понимаю их страхи и обиды, потому что сама испытываю такие же. Формальные проявления эмпатии (вот эти все «смотреть в глаза», «взять за руку») мне не очень нужны, потому что у нас полно неформальных. Мы много времени проводим вместе — они тут лечатся, я тут работаю. Слушаем примерно одну и ту же музыку, одеваемся примерно одинаково, когда не надо надевать больничное. Я вижу пациентов чаще и дольше, чем своих институтских друзей.

Конечно, это преимущество скоро пройдет. Но надеюсь, понимание того, как важно разговаривать с пациентом на одном языке, останется навсегда».

«Вообще разговор с пациентами-подростками — самый сложный, - вторит Марине  хирург-онколог Наталья Ускова. - Они вроде как уже взрослые, но на самом деле еще совсем дети. Вроде как уже хотят решать сами за себя, но когда им становится страшно или больно, норовят закрыться и переложить ответственность на родителей. Что делать с ними, как установить с ними контакт — очень часто бывает непонятно. И я думаю, что хорошо было бы в медицинском институте проводить специальные курсы общения с пациентами, особенно с подростками. Ведь нас этому никто не учит, приобретать опыт приходится уже на работе. Мы перенимаем опыт у старших коллег, это полезно, но, к сожалению, очень несистемно».

Михаил Фоминых пришёл в онкогематологию из военной медицины. И обнаружил, что «пациентами надо не просто командовать, но желательно как-то разговаривать с ними».

«Со всеми пациентами я здороваюсь за руку, присаживаюсь на край кровати, смотрю в глаза, переспрашиваю, всё ли им понятно, - говорит он. - Задаю вопросы. Людям важно задавать вопросы. Слушать ответы и опять спрашивать. Без этого не поймешь, не утонул ли пациент в собственном страхе и отчаянии, слушает ли вообще меня».

Врач-радиотерапевт Екатерина Тимошкина вспоминает: «до третьего курса медицинского института я вообще не видела пациентов. Так тогда было принято. Нас учили анатомии, физиологии, химии, но ничего не рассказывали об общении с живыми людьми. Практика на лечебных кафедрах началась только с четвертого курса. И тут я заметила, что людям важно делиться не только медицинскими подробностями своей болезни, но и тем, как они пережили те или иные этапы лечения, как им было больно и страшно».

Как и многие другие герои выставки, хирург-эндоскопист, онколог Светлана Подлипаева с выбором профессии определилась в детстве, когда её бабушке ошибочно поставили диагноз «онкология», что стало невероятным стрессом для всей семьи. 

«Я поступала в медицинский институт с желанием не просто лечить людей, но еще и разговаривать с теми, кого лечу. Объяснять им свои действия, спрашивать согласия, добиваться понимания и сотрудничества. Потому что успех лечения напрямую зависит от того, хорошо ли пациент понял меня и осознает ли важность моих предписаний».

Онколог Михаил Ласков тоже размышляет об умении общаться с пациентами, понимать их и им сочувствовать. Причём это не умозрительный разговор: Михаил даже посещал специальные занятия.

«В медицинском институте нас учили анатомии, физиологии, разным специальностям, но не учили эмпатии. Разговору с пациентом и сочувствию не принято было учить. Да и сейчас нет такого курса. Считается, что эмпатия — это врожденное качество, но я за годы работы понял, что его можно развивать и научиться проявлять, - утверждает он.

Михаил убеждён: «даже когда пациент говорит что-нибудь явно антинаучное, например о знахарях и травниках, его надо слушать, потому что всегда находится какое-то важное обстоятельство, заставившее его обратиться к целителям, а не к нам. Что-то же дал ему этот травник, чего не смогли дать мы. Надежду? Внимание? Ожидание чуда? Вот это и надо выяснить, потому что чудес в современной медицине не меньше! И если пациенту удобнее говорить о своем лечении в категориях чудес, то почему бы и нет?». А следующее заявление и вовсе может показаться неожиданным:

«Я никогда не мешаю пациентам обращаться к шаманам и знахарям, если это не препятствует лечению, и если те не требуют отказаться от химиотерапии. Если знахарство вредит, то тут, конечно, сложнее. Я пытаюсь понять, почему пациент это выбрал, ищу способы его переубедить. Если уж это не получается, я отступаю. Как правило, важнее сохранить с пациентом контакт, чем настоять на своей правоте».

Конечно же, при обсуждении темы диалога врача и пациента не обошлось без упоминания эмоционального выгорания. Бурные споры о том, где та грань, за которой эмпатия начинает работать против врача, развернулись во время пресс-конференции в день открытия выставки, но вопрос так и остался открытым. Поскольку, как верно заметил онкогематолог Алексей Винокуров, «сочувствие пациенту и эмоциональное выгорание находятся где-то рядом. Одни способны найти в себе силы на каждодневное сопереживание, а другие, поработав несколько лет, перестают сочувствовать, выгорают, с ними происходит какая-то профессиональная деформация… Очерствение — это серьезная проблема, про которую можно писать диссертации по психологии.

Как понять, сможешь ли ты сохранить свою чувствительность и не сойти с ума, я не знаю. Мне кажется, это вопрос выбора. Выбирая профессию врача, человек должен спросить себя, а сможет ли он день за днем встречаться с болью и смертью — и при этом не быть к ним равнодушным? Наверное, если знаешь, что рано или поздно станешь черствым, то в профессию идти нельзя. Но как узнать заранее?»

А онколог, химиотерапевт Алексей Ильюхов признаётся, что выработал собственный стиль общения с пациентами.

«Я не помню, где этому научился. Не помню, чтобы какой-то старший коллега объяснял мне, почему все решения следует принимать и проговаривать вместе с пациентом. Но я знаю, что если принять решение за пациента, если просто предписать ему те или иные действия, то он, вероятно, не станет исполнять наши предписания. Забудет принимать лекарства, сам себе переменит дозировку, послушает родственника, который ни с того ни с сего решит, что лечиться вообще не надо или надо, но не так, как говорят врачи. Или же будет менее вовлечен в процесс, более напуган и растерян, следовательно, результаты лечения окажутся хуже. Это естественно. И это, кстати, относится не только к медицине. Вообще в жизни надо проявлять больше сочувствия друг к другу — она от этого становится лучше».

Последнее утверждение, пожалуй, можно назвать одним из самых важных. Поскольку внимание и понимание – это всегда «улица с двухсторонним движением». И если врач вкладывает в пациента не только свои знания и умения, но ещё и беспокойство, неравнодушие, - он получает и профессиональный результат,  и человеческую отдачу.  Именно слова: «Спасибо, доктор!» не позволяют считать работу медика рутинным делом.

Алёна ЖУКОВА, корр. "МГ", Москва.