Вы здесь

Безнаказанность порождает беспредел

Почему врач заведомо виновен, а пациент, журналист и блогер - правы? 

«Юридическая ответственность медицинских работников за нарушение законодательства в сфере здравоохранения» - эта тема уже давно стала традиционной для разного рода конференций и школ правовой грамотности врачей. Организаторами подобных мероприятий выступают органы управления здравоохранением, законодатели и общественные врачебные объединения. Предлагаемая к изучению тема, бесспорно, чрезвычайно важна в плане обеспечения безопасности медицинской деятельности для самого врача и её последствий для пациента. Но!

 

Почему-то никто, нигде и никогда не заостряет внимание медицинского сообщества на юридической ответственности физических и юридических лиц, включая средства массовой информации, за распространение недостоверной и непроверенной информации, клевету и оскорбления в адрес медицинских работников и медицинских организаций, за причинение вреда их деловой репутации.  

 

«Медицинская газета» неоднократно обращалась к теме правового регулирования медицинской деятельности в Российской Федерации и намерена делать это впредь, в том числе, уделяя особое внимание теме юридической защиты чести и достоинства врачей. Надеемся, что комментарии, рекомендации и примеры из практики, которые будут приводить наши эксперты, помогут российским врачам и учреждениям здравоохранения правильно выстраивать линию защиты от  недобросовестных журналистов и блогеров, а также  людей, практикующих так называемый «пациентский экстремизм».

 

 Говорим на разных языках

 

Новосибирский адвокат Лариса Шихалева имеет многолетний опыт защиты в суде интересов учреждений здравоохранения и отдельных медработников, которых пациенты, их родственники, а с их подачи и средства массовой информации голословно обвиняли в совершении врачебных ошибок. И вот какой парадокс: даже те врачи и те клиники, которые были оправданы судом, далеко не всегда готовы подать встречный иск о защите чести и достоинства.  

 

Доля таких исков в общем количестве рассматриваемых судебных дел в принципе очень мала, а исков, поданных медработниками, вообще мизер. В чём причина? По словам Л.Шихалевой, в значительной степени этому способствуют несовершенство российской судебной системы и недоработки в законодательстве. Но чтобы эти недоработки и несовершенства были исправлены, важно выразить законодателю коллективное мнение профессионального врачебного сообщества.  

 

- Лариса Фёдоровна, допустим, в своей статье или телесюжете журналист сам или устами пациента и его родственников говорит о совершении врачебной ошибки, хотя ещё даже никаких ведомственных проверок не было, не говоря о судебном разбирательстве. Является ли это клеветой, оскорблением врача, распространением заведомо недостоверной информации и причинением вреда деловой репутации лечебного учреждения? 

 

- Начну с того, что понятие «врачебная ошибка» само по себе наносит вред деловой репутации медработников и медорганизаций, поскольку оно трактуется всеми по-разному. Как доказать вину журналиста или пациента, если в юридических словарях до сих пор нет такой дефиниции, как «врачебная ошибка»?

 

Всегда, когда в СМИ появляются публикации о неблагоприятном исходе лечения для пациента, авторы говорят о врачебной ошибке, отождествляя это с умышленным причинением вреда здоровью пациента. 

 

Я, как юрист, подразделяю случаи неблагоприятных исходов оказания медицинской помощи на три категории: непредумышленная ошибка врача,  халатность и реализация риска. Что такое врачебная ошибка, с моей точки зрения? Это добросовестное заблуждение врача, который сам выбрал тактику ведения пациента и методы лечения. Он хотел помочь больному? Хотел. Но результат оказался отрицательным. То есть специалист добросовестно заблуждался в выборе тактики и методов лечения, поэтому говорить, что имел место прямой умысел причинения вреда больному, неправильно.    

 

Халатность - это случай из категорий, когда забыли инородное тело в теле пациента во время операции, или когда врач оставил больного без внимания, хотя обязан был его наблюдать. Здесь действительно можно говорить о вине медработника.   

 

И третья группа таких ситуаций - реализация риска. Любое оперативное вмешательство, любая лекарственная терапия изначально связаны с рисками. Некоторые риски предсказуемы и управляемы, а некоторые нет. Например, случается  периоперационное или послеоперационное осложнение в виде тромбоэмболии, либо анафилактический шок на лекарство, которое до этого пациент уже благополучно принимал. В подобных случаях говорить о врачебной ошибке однозначно нельзя.

 

Не мудрено, что адвокаты, представляющие интересы пациентов и СМИ в судах, пользуются этой неопределенностью в терминологии: попробуй, докажи, что пациент и журналист, обвинившие врача в причинении вреда здоровью, тоже не заблуждались добросовестно. Адвокат выберет такую линию защиты и будет упирать на то, что журналист не является специалистом данной области медицины и не обладает глубокими познаниями. Но, располагая информацией, что пациент пришёл в больницу на своих ногах, а уезжает оттуда в инвалидном кресле, а то и вовсе на катафалке, журналист сделал логичный, с его точки зрения, вывод: врачи ошиблись. По мнению журналиста, он никого не оскорбил, а лишь констатировал факт, то есть исполнил свой профессиональный долг. 

 

Думаю, суд примет такие доводы ответчика и согласится с ними, вина СМИ не будет признана. И всё потому, что в понимании врачебного сообщества термин «врачебная ошибка» имеет один смысл, а в понимании СМИ, общественности и судей - другой. Последние не разбираются в нюансах, которые привели к плохому исходу лечения, в их представлении врач заведомо виновен, поскольку он - главный участник процесса оказания медицинской помощи.

 

- Как это исправить?

 

- Во-первых, вывести и закрепить в законодательстве чёткое определение понятия «врачебная ошибка». Во-вторых, врачебное сообщество сделает лучше для себя, если будет разъяснять населению через те же СМИ на конкретных клинических примерах разницу между тремя этими понятиями: добросовестное заблуждение, халатность и реализация риска. В противном случае недалёк тот день, когда вообще каждый случай смерти человека  будет трактоваться как ошибка врачей.

 

- Но ведь поведение СМИ - под этим словом я имею в виду и интернет-издания, социальные сети - от этого само собой не изменится, потому что их цель - привлечь внимание читательской и зрительской аудитории любыми способами. Но ведь раздавая бездоказательные обвинения в адрес врачей и лечебных учреждений, они наносят вред деловой репутации не только конкретного специалиста и конкретной больницы, а всей системы здравоохранения. От этого люди начинают сторониться врачей, заниматься самолечением. От этого врачи уходят из профессии. И если суд признаёт действия СМИ добросовестным заблуждением, которое не подлежит наказанию, он выдаёт индульгенцию для дальнейшей вредительской деятельности в отношении медиков.

 

- Согласна с вами. Но факт есть факт: именно такие доводы будет предоставлять в суде журналист в противовес врачу. И с учётом такой линии защиты ответчика следует выстраивать свою линию защиты истец, то есть врач или медицинская организация.

 

Один из контраргументов, который можно использовать - СМИ должны перед публикацией проверять информацию, они отвечают за достоверность сведений, размещённых на их страницах, вне зависимости от того, предоставил им эти сведения пациент, его родственники или какой-то эксперт. Таким образом, если речь идёт об обвинениях пациента в адрес врача, то журналист должен предоставить возможность высказаться и врачу тоже. Этого требует Федеральный закон N323 «Об основах охраны здоровья граждан РФ» и статья 56 Гражданско-процессуального кодекса.  

 

При этом очень важно, чтобы врач, если ему предложат прокомментировать претензию пациента, этой возможностью воспользовался, но совместно со своим адвокатом. То есть следует показать СМИ, что в случае неверной интерпретации сказанных вами слов ваши интересы будут защищены. В противном случае ситуация может ещё сильнее усугубиться не в его пользу.

 

В качестве примера расскажу, как в 2004 году я защищала очень известного новосибирского нейрохирурга. Он оперировал пациентку с объёмной мальформацией сосудов головного мозга. Поскольку высокие риски такого вмешательства известны, они были отражены в тексте добровольного информированного согласия, которое пациентка подписала. Более того, до операции женщина около десяти раз обращалась за консультацией к хирургам этой и других клиник, разные специалисты разъясняли ей все риски таких вмешательств, приводили данные мировой хирургической практики.

 

К огромному сожалению, после операции реализовался риск, о котором пациентка была проинформирована: женщина перенесла инсульт, завершившийся инвалидизацией. Сразу же активизировался юрист потерпевшей стороны, который давал эмоциональные оценки произошедшему, акцентируя внимание на том, что у недееспособной пациентки остался несовершеннолетний сын. Таким образом, создавая негативную реакцию общественности, юрист пытался сформировать определённое отношение суда к этой ситуации. В иске о возмещении морального вреда семье пациентки фигурировала сумма 300 миллионов рублей. При этом предложению нейрохирурга выполнить пациентке повторное хирургическое вмешательство, чтобы устранить последствия инсульта и попытаться вернуть утраченные функции мозга, воспротивились именно юристы, представлявшие интересы семьи, а несовершеннолетний сын женщины не имел права принимать такое решение. Это дикий случай в российской юридической практике. 

 

Можете представить, как на той трагедии отыгрались местные и федеральные СМИ. В заголовке одной из статей было даже сказано, что нейрохирург проводил эксперимент на человеке. Оскорблённый профессор встретился с журналистами, рассказал им об опасностях сосудистой мальформации, о рисках операции и о желании найти эффективный способ помочь таким пациентам. Но статьи в газетах всё равно вышли обвинительные и оскорбительные, хирурга с мировым именем буквально «размазали».

 

Был очень трудный судебный процесс, и когда мы его выиграли, я позвонила корреспондентам с предложением дать опровержение их статьям. Мои слова просто проигнорировали. Поскольку были задеты честь и деловая репутация не только конкретного нейрохирурга, но и федеральной клиники, я предложила им обраться в суд с иском к тем печатным изданиям, которые сильнее других «отличились». К сожалению, и учреждение, и хирург отказались от такого шага, объяснив тем, что им жаль тратить время на сутяжничество, для них важнее работа.

 

 Правосудие не всегда право

 

- В чём причина того, что врачи сами за себя не хотят вступаться, даже когда есть шанс добиться справедливости?

 

- Прежде всего, медработникам очень не хватает знаний в области права.  Вторая причина, она же, на мой взгляд, основная - врачи готовы проводить  сутки на работе, занимаясь тем, что они умеют и призваны делать, но психологически не готовы «ходить по судам». И третья причина - получить квалифицированную защиту, оплатить независимую СМЭ и нести судебные издержки стоит немалых денег. 

 

Если бы система правосудия работала так, как ей предписано, возможно, желающих защищать свою честь врачей было больше. Это ведь только согласно Гражданско-процессуальному кодексу суд обязан рассмотреть дело в течение двух месяцев, а на практике суды идут годами. Ждать результатов судебно-медицинской экспертизы в Москве и Санкт-Петербурге можно год-полтора, тогда как федеральной закон об экспертной деятельности предписывает, что экспертиза должна быть проведена в срок не позднее 21 дня.

 

К сожалению, за последние пятнадцать лет в судебной практике многое поменялось. Сегодня полностью отсутствует состязательность в судебном процессе, с чем я категорически не согласна и считаю, что в Гражданско-процессуальный кодекс (ГПК) надо вносить коррективы. В частности, в нынешнем варианте ГПК сказано, что суд не должен принимать решение только на основании результатов судебно-медицинской экспертизы (СМЭ), он должен рассматривать и другие доказательства, предъявленные сторонами,  а также принимать в расчёт показания свидетелей. На практике это требование Кодекса не всегда исполняется, и суды принимают решение исключительно на основании одного заключения СМЭ.

 

В качестве иллюстрации могу рассказать, как несколько недель назад суд в Томске принял решение по итогам проведённой экспертизы взыскать с лечебного учреждения 500 тысяч рублей за, якобы, дефект ведения медицинской документации. Сразу скажу, что это беспрецедентный случай: обычно за такие нарушения лечебные учреждения наказывают на сумму от 2  до 10 тысяч рублей максимум, но не на полмиллиона. При этом сам дефект, на который указал эксперт, вообще смехотворен: в истории болезни пациента врач написал «гипертоническая болезнь», а не «артериальная гипертония», как, по мнению эксперта, было бы верно. Судом не были приняты во внимание ни встречная экспертиза, которую заказала сторона ответчика, ни показания свидетелей о том, что, во-первых,  в указанных фразах нет разницы, они синонимичны, а во-вторых, нет связи между осложнением после операции у пациента и данным «дефектом» в истории болезни.

 

Между тем, сама ситуация, из-за которой начался этот судебный процесс, очень показательна. Иск был подан к сосудистому хирургу. Он согласился лечить пациента с тяжёлым атеросклерозом нижних конечностей, от которого уже отказались другие лечебные учреждения. Больному выполнили по ОМС комплекс дорогостоящих диагностических процедур и дорогостоящую операцию стентирования. Операция прошла успешно, после неё мужчине дали рекомендации по медикаментозной терапии для профилактики тромбообразования, а также по отказу от курения и алкоголя. Пациент, с его собственных слов, не выполнял рекомендации врача. Через год он поступил в клинику повторно с рецидивом болезни, ему немедленно выполнили ещё одну многочасовую операцию рестентирования.  

 

Положительный результат был достигнут, кровоснабжение восстановлено. Но через несколько часов начался стремительный некроз мелких сосудов стопы, то есть реализовался непредсказуемый риск. Так как больной в это время ещё находился в палате реанимации в постнаркозном состоянии и не мог дать согласие на экстренную ампутацию стопы, данное решение принял консилиум специалистов. Ждать было нельзя, так как существовала прямая угроза жизни пациента.

 

Но именно этот факт - что не было получено информированное согласие больного на вторую операцию - его адвокаты предъявили в качестве главной претензии, оценив моральный ущерб в 7 миллионов рублей. Следующим  этапом они планировали подавать заявление уже в Следственный комитет. «Мы посадим вашего хирурга», - прямо говорила мне юрист пациента.

 

В итоге уголовное дело не было возбуждено, и требование о выплате 7 млн. не было удовлетворено. Но 500 тысяч рублей за «дефект» в медицинской документации клинике всё-таки пришлось заплатить. Создан опасный прецедент, хотя эксперты чётко указали: данная запись в истории болезни не привела к ухудшению состояния здоровья пациента!

 

- Почему же медицинская организация не подала кассационную жалобу на такое решение суда?

 

- Причина та же: посчитали, что времени, сил и денег на судебные издержки будет потрачено много, а результат не очевиден. Хотя, по моему мнению, шанс на отмену судебного решения в данном случае был. 

 

Эта история со всей очевидностью показывает ещё одну проблему современного правосудия - несовершенство судебно-медицинской эксперты.  Нельзя допускать, чтобы конкретное адвокатское бюро или конкретный адвокат сотрудничал только с одним бюро СМЭ, потому что тем самым создаются условия для получения заведомо предвзятых экспертных заключений. Нередко оказывается, что у эксперта, который назначен судом либо адвокатами пациентов, не та врачебная квалификация, маленький стаж работы. Чтобы заключения СМЭ были на самом деле объективными, необходимо добиться их максимального качества и неангажированности. 

 

Вопрос о возвращении состязательности в судебный процесс и независимости СМЭ должен быть вынесен для рассмотрения либо на уровень Верховного суда РФ, либо Госдумы России.

 

 Что делать, если

 

 - Вернёмся к главной теме разговора. Допустим, врач или больница готовы защитить себя от оскорблений и клеветы в СМИ, в интернете, на сайтах-отзовиках. Если одно издание разместило недостоверную информацию, а несколько десятков других перепечатали её, растиражировав враньё, к кому подавать иск - к первому СМИ или ко всем?

 

- Ко всем. Вы правильно заметили - все остальные виновны в том, что скопировали на своих страницах или ресурсах непроверенную информацию. А тот факт, что есть первоисточник этой информации, не является для них оправданием.

 

К слову, существует ещё одна причина, по которой медработники и медорганизации не обращаются в суды с исками к журналистам: санкция по этим статьям очень небольшая. Суд обяжет средство массовой информации напечатать опровержение. Газета сделает это где-нибудь на последней странице самым мелким шрифтом, то есть, в таком варианте, что никто не обратит на этот текст внимания. Компенсацию морального вреда врачу суд может назначить в размере 3-5 тысяч рублей.

 

- Но почему? Ведь те же суды принимают к рассмотрению иски от пациентов или их родственников, в которых требуют от врача компенсации морального вреда на миллионы рублей?

 

- Решение о компенсации морального вреда суд принимает по внутреннему убеждению. Здесь нет чётких правил. По определению, моральный вред - это причинение физических и нравственных страданий человеку. По оценке российского суда, врач, которого оболгали на страницах газет или в телесюжете, где аудитория исчисляется миллионами человек, морально пострадал максиму на пять тысяч рублей. К сожалению, такова сложившаяся практика, и данный факт, безусловно, требует того, чтобы привлечь к нему внимание врачебного сообщества и законодателей.

 

В то же время, как вы верно заметили, моральные претензии пациента и его родственников к медработникам многократно выше и удовлетворяются в большинстве случаев. Моральным вредом считаются и страдания самого пациента, и страдания его родственников в случае смерти пациента, и тот факт, что без кормильца остались малолетние дети или престарелые родители. К тому же в последние годы стало «модным» подавать иски к одному лечебному учреждению от всех членов семьи пациента по отдельности и каждый - с максимально возможной суммой в несколько миллионов рублей.

 

- Что мешает врачам использовать в исках к СМИ такие же формулировки про нравственные страдания, утрату смысла жизни из-за того, что он дискредитирован как специалист, про потерю заработка и т.д.?

 

- Теоретически можно попробовать. Но, повторю: по таким искам судьи  выносят решения по внутреннему убеждению, здесь нет строгих норм.  

 

- Необходимы ли, на ваш взгляд, дополнения к закону о СМИ, которые ограничивали бы доступ журналистов к медицинской информации пациента до решения суда по делу о «врачебной ошибке»? Вы сказали, что врачу лучше не отказываться от комментариев, когда речь идёт о негативной информации в его адрес. Но ведь он связан нормой о соблюдении медицинской тайны пациента, такая статья есть в   федеральном законе N 323 «Об основах охраны здоровья граждан в РФ». Когда пациент сам рассказывает журналистам, чем он болен и куда обращался за помощью, это его право. Но у врача нет права говорить что-либо о конкретном больном. 

 

- Совершенно верно. Любая информация, касающаяся лечения и даже факта обращения гражданина за медицинской помощью, может быть озвучена только с его согласия, и он вправе отказать врачу в её разглашении. Именно поэтому врачу общаться с журналистами в таких случаях лучше через адвоката, который заручится согласием пациента или его отказом, что будет отражено в материалах судебного дела.

 

В принципе, если говорить о данной законодательной норме, система здравоохранения поставлена в заведомо проигрышное положение. Можно ли изменить законодательство? Не только возможно, но и необходимо внести такие дополнения в закон о СМИ и в закон «Об основах охраны здоровья граждан». Формулировка должна быть примерно такой: если пациент предоставляет третьим лицам, включая СМИ, информацию о состоянии своего здоровья, то медицинские работники имеют право предоставлять собственную версию по данному случаю, поскольку обнародованная информация уже не является медицинской тайной с согласия самого гражданина.

 

- Прокомментируйте, пожалуйста, следующую ситуацию. В Новосибирске суд вынес обвинительный приговор врачу за смерть пациента. В тот же день вышел телевизионный сюжет, в котором журналист сказал: «Хирург-убийца получил по заслугам». Вправе ли работник СМИ, комментируя судебное решение, назвать конкретного хирурга убийцей?  

 

- Не вправе. Журналист однозначно нарушил закон. По мнению суда, врач совершил ошибку в лечении пациента, но это было добросовестным заблуждением, которое привело к неблагоприятному исходу. Хирург не наносил намеренного вреда больному, он не имел умысла убить человека. Поэтому врач, которого в данном случае публично оклеветал и оскорбил журналист, должен обязательно подать судебный иск.  

 

Приведённый вами пример, к сожалению, не единичен. Подобные истории происходят по всей стране почти ежедневно. Вспомним нашумевший случай в Воронеже, где хирурги, якобы, отрезали пенсионерке здоровую ногу вместо больной. За сутки более ста изданий эту новость перепечатали. Но когда выяснилось, что врачи на самом деле ничего не перепутали, ни одно СМИ не принесло извинений, а сами хирурги предпочли остаться оклеветанными.   

 

А история в Новосибирске в начале 2020 года: в детской больнице умерла девочка с генетической патологией. Мама ребёнка и соседка по палате тут же, моментально рассказали в интернете и журналистам, что, якобы, за полтора дня у ребенка было семь приступов судорог, а врачи бездействовали. И даже когда девочка перестала дышать, они на помощь не спешили, потому что спали. И адреналина в стационаре, якобы, не было, и дефибриллятора тоже не было. Чем закончилось: сама детская больница, служба скорой помощи, региональный Минздрав обращались в суд с иском к СМИ о защите чести и достоинства? Нет, никто в суд не обращался. Хотя судебно-медицинская экспертиза показала, что нет никакой причинно-следственной связи между смертью ребёнка и действиями медперсонала больницы, то есть  честь и достоинство медработников были откровенно поруганы после размещения в СМИ непроверенной и недостоверной информации.

 

Чем активнее само медицинское сообщество начнёт заявлять о своём недовольстве ситуацией, тем скорее удастся эту ситуацию исправить. А начать я советую всем со знакомства с материалами Пленума Верховного суда РФ от 24.02.2005г. N3 «О судебной практике ведения дел о защите чести и достоинства, деловой репутации», где подробно расписано, что считается нарушением прав физических и юридических лиц, при каких обстоятельствах такие нарушения происходят.

 

Беседу вела Елена БУШ, обозреватель «МГ».

Издательский отдел:  +7 (495) 608-85-44           Реклама: +7 (495) 608-85-44, 
E-mail: mg-podpiska@mail.ru                                  Е-mail rekmedic@mgzt.ru

Отдел информации                                             Справки: 8 (495) 608-86-95
E-mail: inform@mgzt.ru                                          E-mail: mggazeta@mgzt.ru