28 марта 2024
Снижением уровня оказания медицинской помощи озабочены и пациенты, и сами медики. Однако вмешательство в процесс Следственного комитета, в последнее время активно использующего данный термин для того, чтоб в прямом смысле слова осудить врачей, во-первых, порождает определённые аналогии с печальным прошлым нашей страны, а во-вторых, вызывает законный вопрос: может ли это привести к улучшению дел в нашем здравоохранении? Или, всё-таки, нужны какие-то иные меры?
Прокомментировать ситуацию мы попросили президента АО «Медицина», академика РАН Григория Ройтберга.
- Григорий Ефимович, начнём, наверное, с качества медицинской помощи. Ваша клиника является первой в стране, аккредитованной JCI (Joint Commission International). А недавно Вам лично вручена почётная медаль имени И.А. Ильина за большой вклад в создание и внедрение системы управления качеством медицинской помощи. Как достигаются подобные успехи?
- Вопросы качества – это большой разговор. Но для начала – небольшой штрих, характеризующий общее положение дел. Попытка введения в нашей стране аккредитации лечебных учреждений в соответствии с мировыми стандартами оказания медицинской помощи по стандартам JCI и аналогичных ей систем качества пока не увенчалась успехом. Значит, в целом что-то нужно срочно менять!
В России тоже есть системы оценки качества медицинской помощи, например, аккредитация по «Практическим рекомендациям по организации внутреннего контроля качества и безопасности медицинской помощи» Росздравнадзора. Очень строгая и серьезная проверка. Мы, кстати, первые среди частных клиник России и первые в Москве среди медицинских учреждений успешно прошли эту проверку, и Росздравнадзор присвоил АО «Медицина» статус Центра компетенций для медицинских организаций России.
- Каким образом можно менять? Наказывать?
- И наказывать, в том числе. Но только, в первую очередь, необходимо разделить три понятия, которые, как мне кажется, несколько смешались в представлениях высокообразованных юристов. Это – «врачебные ошибки», «ненадлежащее оказание медицинской помощи» и «халатность». Вот две последние вещи должны быть предметом интереса Следственного Комитета.
Как известно, «ненадлежащее оказание услуг» - это серьезная уголовная статья. И судя по тому, что я узнаю из прессы и с чем сталкиваюсь иногда на деле, ситуация принимает катастрофические формы.
Недавно к нам привезли больного, которому делали нейрохирургическую операцию в так называемом «Институте нейрохирургии» - а он располагался, представьте себе, в помещении бывшей трёхкомнатной квартиры, и на дежурстве там обычно - только медсестра.
Поэтому я отношусь с большим уважением к мерам, принимаемым для повышения ответственности врачей, и к возможности защиты пациента от каких-либо нарушений со стороны медицинской службы.
Но нигде в мире не наказывают за врачебные ошибки, потому что это результат добросовестного заблуждения врача вследствие ограниченности знаний в этом вопросе - при выполнении всех необходимых и известных на данный момент протоколов, что не является уголовно наказуемым преступлением.
- Слышала, что в день рождения клиники, который пройдёт буквально на днях, вы пригласили выступить Эдварда Радзинского с расследованием «Дела кремлёвских врачей». Что это всё-таки было? Исключительно политические игры?
- Мы исследовали этот вопрос, и могу сказать, что все лица, репрессированные и посаженные, совершили реальные, доказанные врачебные ошибки.
Например, так называемое убийство товарища Жданова (похоже, сегодня Следственный комитет его бы квалифицировал так же). Да, это была ошибка великого Вовси и не менее великого Этингера - одного из основных разработчиков метода электрокардиографической диагностики инфаркта миокарда. Там было ЭКГ, которое я сегодня назвал бы сомнительным. Но накануне операции оно было принято, а через 2 года, когда появился политзаказ, его подняли и приобщили к делу, как свидетельство злого умысла медиков.
Были ошибки и у великого терапевта Василенко, и у Юдина, и у всех остальных корифеев. Причём находить их помогал чекистам профессор Раппопорт, которого угрозой расправиться с его дочерью вынудили «сотрудничать со следствием».
То есть, у всех, строго говоря, есть ошибки. Но если судить так, как сейчас, в России нет врачей, которые не могут быть посажены.
Мы можем сегодня обсуждать ошибки и Гиппократа, и Маймонида, и Плетнёва, и Мудрова - да кого угодно. Но они действовали на уровне современных им знаний.
Герой сериала «Доктор Хаус» – истинный гений, но посмотрите, какое количество ошибок он делает. Он говорит: удалим эту опухоль. А потом оказывается, это не опухоль. Так, давайте искать другое.
Он совершил ошибку, и это причинило больному дополнительные страдания. Но он спас ему жизнь!
- Что же может уберечь от ошибки?
- Есть великая защита врача: выполнение всех действий в соответствии с рекомендациями. Например, пациенту с болями в области сердца и неизменённой ЭКГ мы обязаны повторить ЭКГ и взять кровь на ферменты потому что налицо один из симптомов инфаркта – боли. Если вы этого не сделали, в 80, а то и в 90 % случаев всё может обойтись. А в остальных – неизвестно.
А если, как у товарища Жданова? Тогда это будет классифицироваться, как вина врача, не выполнившего то, что рекомендуют лучшие умы человечества в медицине.
Потому что протоколы – это предел знаний на сегодня.
- В вашей практике были ошибки?
- Да. Но ни одна ошибка, как таковая, не привела к смерти пациента.
- А в клинике? И что вы делаете, чтоб их свести до минимума?
- Вся система JCI направлена на уменьшение человеческого фактора, на его нивелирование. Считается, что если в клинике 500 медицинских работников, то, согласно американским стандартам, там должно быть не менее 500 ошибок в год.
О любой нашей ошибке мы сообщаем в JCI. Их анализируют и создают систему контроля, которая не позволяет такие ошибки делать другим.
Кроме того, у нас ведётся большая работа с предошибками.
- И такое возможно?
- Бывают ситуации, когда можно понять: если чего-то не сделать или сделать не так, это приведёт к ошибке.
Мы строим систему, которая позволяет максимально уменьшить такую вероятность. Благодаря этому выявляется достаточно много предошибок. И тех, кто указал на ошибки или предошибки, мы не то что не наказываем, - поощряем! В этом году победителем стало диагностическое отделение, в прошлые годы дважды лидировал стационар.
- С ошибками понятно. А каковы критерии ненадлежащего оказания врачебной помощи и халатности?
- Необходимо разделить: «я не мог сделать больше» и «я забыл что-то сделать». Если первое – это ошибка, то второе – уже уголовно наказуемое деяние. А халатность – «я не захотел этого делать».
- Не будет ли развернувшаяся «охота на ведьм» стимулом к тому, что ошибки станут замалчивать? И можно ли это сделать?
- У нас – нет. Да и в мировой практике это не принято: считающаяся одной из лучших в мире американская клиника Мэйо постоянно публикует перечень обнаруженных врачебных ошибок.
- А теоретически?
- Сегодня единственным толчком являются жалобы больных и их родственников. Да, в 90% случаев они обычно основаны ни на чем. А 10% являются реакцией на реальные ошибки.
Но их следует рассматривать именно как ошибки, и к ним должно быть самое бережное отношение. Ведь это то, что помогает нам стать лучше. Но их разбор - прерогатива профессионального сообщества, а не судебных органов.
Беседу вела Алёна ЖУКОВА, корр. "МГ", Москва.
Издательский отдел: +7 (495) 608-85-44 Реклама: +7 (495) 608-85-44,
E-mail: mg-podpiska@mail.ru Е-mail rekmedic@mgzt.ru
Отдел информации Справки: 8 (495) 608-86-95
E-mail: inform@mgzt.ru E-mail: mggazeta@mgzt.ru