Бог Константин

Книга писателя Глеба Шульпякова представляет собой удивительную комбинацию травелога, литературоведческого исследования (в конце книги приведен список источников), исторического романа и публицистики. В аннотации она определена как «художественное исследование судьбы и творчества Константина Николаевича Батюшкова (1787-1855)» - русского поэта-романтика, которого считают литературным предшественником А. С. Пушкина. Книга написана прекрасным литературным языком и даёт возможность ощутить zeitgeist – дух начала позапрошлого столетия, созвучного нынешней эпохе. Она иллюстрирована портретами Батюшкова разных лет, его родственников и современников, видами мест, где он бывал, рисунками поэта.

Одно из многочисленных определений термина «патография» - «изучение творчества писателей, поэтов, художников, мыслителей с целью оценки личности автора как психически больного». Относится ли к этому жанру рецензируемая книга? Судя по названию – нет.

Герой книги половину своей долгой по тогдашним меркам жизни провёл в безумии. В Симферополе, куда Батюшков отправился в 1822 г. поправить здоровье, он сжёг свою библиотеку, и совершил три попытки самоубийства. Заявлял, что за ним следит министр иностранных дел Нессельроде, который спрятался в печке. Считается, что после посещения в 1830 г. в Москве Батюшкова появилось известное стихотворение А.С. Пушкина «Не дай мне бог сойти с ума». Батюшков не болен?

Книга создавалась писателем Глебом Шульпяковым пять лет (с 2018 по 2023 гг.). Вот фрагмент эпилога, опубликованный в ноябре 2019 г. на сайте https://gorky.media/fragments/batyushkov-ne-bolen/:

“Каждый психоз, как и каждый человек, уникален. О том, что психозы станут масcовыми, что они будут поражать миллионы людей, во времена Батюшкова никто не мог и подумать. «Дурачься, смертных род, в луне рассудок твой!» — мог сказать поэт, но это было философское размышление о человеческой суетности, а не о сознательной манипуляции миллионами. Однако так и случилось, и в этом смысле Советская Россия и нацистская Германия должны войти не только в учебники по истории, но и по психиатрии.

В тоталитарных системах норму всегда навязывает государство, оно навязывает ее только в своих интересах, хотя и обставляет это дело интересами граждан. И горе тому, кто под эту норму не подпадает: кулачество, гомосексуалисты, интеллигенция, священники, троцкисты, врачи или евреи. Или душевнобольные люди. Тоталитарное государство может объявить вне нормы любого, даже если ты просто вышел на площадь с плакатом. Но как противостоять пропаганде, как не поддаться искушению «быть как все»? Как и двести, и тысячу лет назад — найти точку опоры в себе самом, как это сделал Батюшков. Любая норма — это всегда общественный договор; он анонимен и бесчеловечен, и любой параноик может этим воспользоваться. Но сам человек неповторим и не поддается окончательной «нормализации». История доказывает, что отклонение человечнее, гуманнее нормы, и в этом смысле психиатры прошлых столетий были не такими уж наивными. Они ошибались в средствах, но путь выбрали правильный. То, что сегодня показателем развитого, гуманного общества считается общество, в котором нет людей лишних, в котором каждый человек, каким бы он ни родился, имеет право на жизнь, и долг общества — помочь адаптироваться такому человеку, дать ему шанс выжить (ведь никто, кроме нас, не виноват в том, что такими мы рождаемся или становимся), возвращает нас в золотой век психиатрии, когда душа человека считалась бесценной”.

В книге этот текст отредактирован (с.631-632). Упоминание о Советской России и нацистской Германии отсутствует, но «золотой век психиатрии» остался. Как лечили душевнобольных в 1820-е гг.? С помощью смирительных рубашек, стульев и кроватей, принудительного стояния, кожаной маски, помещения больного внутрь полого вращающегося колеса и вращательной машины. Последнее устройство описано в «Истории психиатрии» Ю. Каннабиха: «Количество оборотов в минуту равнялось от 40 до 60, при чем наиболее благотворное действие приписывалось кровати: кровь приливала к голове и от этого получался целый ряд болезненных ощущений — головокружение, тошнота, рвота, непроизвольное выделение мочи, кала, чувство стеснения в груди, удушье, наконец, кровоизлияние в конъюнктиву глаз. Здоровый, которого сажали в машину для опыта, уже через две минуты молил о пощаде; больные выдерживали до четырех минут. «Умалишенные приучались таким образом к дисциплине». Также применялись жгучие втирания, нарывные пластыри, прижигания каленым железом, курсы тошнотворного лечения. «В большом ходу был так называемый Sturzbad: больной лежал в ванне, привязанный, и ему на голову с значительной высоты выливалось от 10 до 50 ведер холодной воды», - пишет Каннабих. Также из тонкой трубки с большой высоты лили на темя крепко связанного больного узкую струйку холодной воды: «Водяная струя бывала такой силы, что уже через несколько минут разрывались кожные покровы головы и текла кровь». Делали кровопускание, ставили на бритую голову пиявки. Если это «золотой век психиатрии», то когда был серебряный и бронзовый?

Мы не знаем, чем лечили Батюшкова в Зоннештейне, но спустя четыре года там признали его неизлечимым и отпустили в Москву в сопровождении доктора Антона Дитриха. Путешествие длилось два месяца (с 16 июня по 15 августа 1828 г.).

Рецензируемая книга имеет восемь частей, причем каждая открывается отрывками (большей частью неопубликованными) из дневника Дитриха во время этой поездки. Там приводится известный эпизод, позднее обыгранный в стихотворении Осипа Мандельштама: «Он решительно не мог переваривать вопрос о времени. «Что такое часы? – обыкновенно спрашивал он и при этом прибавлял: - Вечность!» (с. 595). В Москве доктор Дитрих пробыл до 1830 г. Помимо «Дневника», сохранилась его записка «О душевной болезни надворного советника и кавалера двора господина Константина Батюшкова». «Нет, это уже одни развалины когда-то прекрасного здания, теперь мусором засыпавшиеся и обратившиеся в обиталище рыскающих ночною порою и каркающих бедою зверей, и птиц», - пишет он о Батюшкове.

В созданном в 1884 г. Николаем Новиковым, но лишь недавно опубликованном очерке о болезни Батюшкова читаем: «Больной видел в Нем то общего всем Отца Небесного и уверял, будто состоит в непосредственных сношениях с небесными силами, то сам себя выдавал за сына Божия или за «бога Константина», а силы неба считал подчиненными себе служебными силами и всех обязывал обращаться к нему с молитвами, — то чудилось ему, что он свят и святы все его окружающие, то от врача своего боязливо сторонился, как от бога…Творческая сила в слове совсем исчезла в нем, но в пластических произведениях была настолько жива, что чертежи, рисунки и портреты всегда хорошо удавались ему. Рисовал он Спасителя, Распятие, реже Богоматерь, чаще Архангела Михаила, из портретов — отца, брата и по большей части свой собственный. Лепные его работы из воску были также всегда удачны» (Новиков Н. К.Н. Батюшков под гнётом душевной болезни. Арзамас:АГПИ, 2005).

В рецензируемой книге рисунки Батюшкова периода болезни воспроизведены, но никак не прокомментированы. Их местонахождение также не указано. А ведь они являются наглядным примером самолечения творческим самовыражением. Арт-терапия получила развитие в реабилитации душевнобольных лишь во второй половине ХХ века.

Удивляют некоторые утверждения автора. Например, что во времена Батюшкова общая смертность была такой же, как сегодня (с.166-167). На самом деле, средняя продолжительность жизни в России в первой половине XIX века составляла 27 лет, а сейчас – 73,5 года. Вот как написано о Максиме Невзорове, помещенном по приказу Екатерины II в Петропавловскую крепость по подозрению в связях с французскими революционерами: «В казематах рассудок его подвинулся на грань помрачения, и он был переведен в психиатрическое отделение знаменитой Обуховской больницы. Можно сказать, он стал первой жертвой карательной психиатрии…» (с.382-383). Бывают странные сближенья. Комментируя жалобы на здоровье в итальянских письмах Батюшкова, Шульпяков задается риторическим вопросом: «Но сколько здесь реальной болезни, а сколько психосоматики?». Т.е. психосоматические расстройства (телесные заболевания, вызванные психологическими факторами) реальными не считаются?

Для психиатра и историка медицины было бы интересно прочесть полный текст «Дневника» Антона Дитриха вместе с его запиской о болезни Батюшкова и комментариями специалистов.

Современные психиатры диагностируют у Батюшкова шизофрению: «Удивительная метаморфоза произошла с давно больным шизофренией Батюшковым с начала Крымской войны (1853 год), даже разнеслась весть о его чудесном выздоровлении. Апатия ушла, он стал читать русские и иностранные газеты, следил по карте за ходом военных действий, втыкая флажки. Казалось бы, воскресший патриотизм победил болезнь. Однако есть свидетельства, что Батюшков посчитал себя призванным разрешить запутанный «восточный вопрос» и вынести ему окончательный приговор» (https://con-med.ru/magazines/dnevnik_psikhiatra_psikhiatricheskaya_gazeta/dnevnik_psikhiatra_psikhiatricheskaya_gazeta-03-2015/konstantin_nikolaevich_batyushkov_smert_nastupila_ranshe_samoy_smerti_/).

Ирина Сироткина написала книгу о психиатрии в российской культуре конца ХIX- начала XX века (Сироткина И. Классики и психиатры – М.: НЛО, 2008). Психиатрия в российской культуре конца ХХ - начала XXI века еще ждёт своего исследователя. Случай Батюшкова может рассматриваться как иллюстрация того, как религиозные переживания могут провоцировать психозы у предрасположенного к ним человека (а у Батюшкова имелась наследственная отягощённость - сумасшедшими были мать и сестра поэта).

Болезнь Батюшкова интересует Глеба Шульпякова как часть творческой биографии поэта. Он мог бы повторить вслед за Томасом Манном, что «дело в том, кто болен, кто безумен, кто поражен эпилепсией или разбит параличом - средний дурак, у которого болезнь лишена духовного или культурного аспекта, или человек масштаба Ницше, Достоевского».

К сожалению, издательство сэкономило на корректуре - тройничный нерв назван троичным (с.209), Вильна превратилась в Вильно (с.26) (так город стал назваться лишь в 1920 после оккупации Польшей), ирландская художница Амелия Карран (A.Curran) стала Амелией Кэрен (c.556). Досадно отсутствие именного и предметного указателей.

Шульпяков Г.Ю. Батюшков не болен. – М.: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2024. – 637 с.

Болеслав Лихтерман, Москва